Сколково как символ ЧЕГО?
Опубликовано 9 июля 2010
В добавление к моему посту от 29 июня 2010 (Сколково: всё новые подробности) и всей серии постов про СКОЛКОВО.
Известия (Сколково как символ) пытается найти ответ на этот вопрос, рассматривая череду модернизаций и их символов и надеется, что (цитирую):
И тем не менее новой России нужен новый инновационный центр и новый символ. Символ чего?
Прежде всего – символ открытой России. Все инновационные центры прежних времен были в той или иной степени закрытыми. Сколково открыто западному влиянию, более того, приток “мозгов”, технологий и капитала обозначен как приоритетная задача.
Сколково – символ свободной экономики. Свободной от бюрократических ограничений и даже от избыточного налогового пресса.
Сколково – символ власти интеллекта над инфраструктурой. Мало у нас в стране мест, где “умная политика” имела бы столь очевидную ориентацию собственно на ум, на конкретного автора инновационного проекта или уникального специалиста. В Сколкове же инфраструктура – для них. Да и сам город – для них.
_______________________
Очень бы хотелось верить/
Материал интересный. Рекомендую смотреть целиком, дабы создать собственное мнение
_______________________
В Сколково появится свой университет
Создатели российской Кремниевой долины озаботились проблемой привлечения в проект новых кадров. Как стало известно РБК daily, помимо милиции, налоговой системы и таможни в Сколкове могут появиться собственные магистратура и аспирантура. Инноград займется подготовкой специалистов в высокотехнологичной сфере. Проект будет реализован совместно с МГТУ им. Баумана и Массачусетским технологическим институтом.
О том, что Сколково планирует создать собственное образовательное подразделение, РБК daily рассказали три высокопоставленных источника, знакомые с ходом реализации проекта. По их словам, его точные параметры еще не определены. Однако уже известно, что он может быть создан при участии МГТУ им. Баумана и Массачусетского технологического института.
( читать дальше)
________________________________
Lenta.ru: Новости (Для “Сколково” придется построить миллион квадратных метров жилья) сообщает, что (цитирую):
Чтобы обеспечить жильем 40 тысяч сотрудников будущего инновационного центра исследований и разработок в подмосковном Сколково, необходимо построить минимум миллион квадратных метров жилья чтобы обеспечить жильем 40 тысяч сотрудников будущего инновационного центра исследований и разработок в подмосковном Сколково. Эксперты считают, что для данного проекта необходимо использовать различные форматы малоэтажного строительства.
________________
Т.е. несколько миллиардов долларов уйдёт только на жильё…
_______________________
Ведомости («IT-компания должна быть глобальной», – Сергей Белоусов, создатель и совладелец компании Parallels) рассказали о российском опыте создания и продвижения инновационной IT-компанией. Приятно, что нашёлся такой. Зная манеру этой газеты через некоторое время делать материал недоступным цитирую целиком:
Могут или нет сотрудники стартапов пешком дойти до Сколкова – это дело десятое, считает Белоусов. Вот Кремниевая долина растянута на несколько сотен километров – и ничего, работает Анастасия Голицына
Ведомости 12.07.2010, 126 (2644)
Чтобы создать собственный софтверный бизнес, выпускнику Физтеха Сергею Белоусову пришлось не только взять несколько банковских кредитов, но и заложить квартиры – свои и родственников. Его партнер по бизнесу сборки телевизоров Rolsen не верил, что разработка программного обеспечения когда-нибудь сможет приносить прибыль. А сейчас только одна из компаний Белоусова, Parallels, зарабатывает около $100 млн в год – в разы больше Rolsen. Что мешает другим российским разработчикам компьютерных программ столь же успешно работать на международном уровне – Белоусов рассказал «Ведомостям»
– Как, по-вашему, пережила кризис отрасль IT, что изменилось?
– До недавнего момента я думал, что мировая экономика уже стабилизировалась. Недавний кризис в Европе показал, что это не совсем так. И все же финансовое сообщество относится к нему гораздо спокойнее в сравнении с кризисом 2008 г. Что касается разработки софта и интернет-бизнеса в России для глобального рынка, 2010 или 2011 год будет переломным. У меня есть основания полагать, что появятся несколько реальных историй успеха, которые привлекут внимание к российским разработческим командам мирового инвестиционного сообщества и могут послужить примером для многих активных предпринимателей.
– А что в России? Как известно, наша страна больше других пострадала от кризиса. Наблюдаете ли вы стабилизацию и здесь? Что происходит с IT-рынком?
– В отличие от всей экономики кризис не так сильно сказался на секторе разработки IT в России. Топ-10 российских IT-предприятий по мировым масштабам – небольшие компании. Им свойственно в принципе быстро расти, просто в кризис их темпы роста замедляются. Кроме того, кризис вернул к реальности многих на рынке труда с завышенными зарплатными ожиданиями. Люди не бредят сменой направления деятельности в погоне за быстрым рублем, как это было во времена стабилизации российской экономики в 2006-2008 гг. И последнее, если говорить про сегмент разработки ПО, для многих софтверных компаний российский рынок составляет меньше половины их оборота. Скажем, для Parallels и Acronis больше 95% выручки приходится на международные рынки. Поэтому даже двукратное снижение внутреннего потребления в кризис из-за пиратства не стало таким уж серьезным фактором. Все понимают, что экономить на софте – это во вред, да и вообще воровать нехорошо. Где воруют одно – воруют всё. Тем не менее в кризис покупательная способность на софт падает.
– В прошлом году российское руководство объявило во всеуслышание курс на модернизацию экономики и пообещало построить здесь некий аналог Кремниевой долины. Как вы к этому относитесь – это подъемная задача? Что, с вашей точки зрения, как человека, вырастившего компанию из стартапа, нужно сделать для модернизации российской экономики?
– Эта программа поощряет разумные вещи. Но у таких серьезных проектов по определению найдутся и сторонники, и противники. По моему мнению, идея долины хорошая, но не очень понятно, какой у нее фокус. Мне кажется, что она должна фокусироваться не географически, а на конкретных, уже успешных индустриях – например, разработке софта и интернете. Правильной областью здесь являются облачные вычисления, речевые технологии (распознавание речи и машинный перевод) и виртуальное присутствие. Разгонять надо то, что уже едет, а не то, чего еще нет. Полагаю, что географическая привязка к Сколкову весьма условна. Просто так проще впоследствии оценивать результаты. Это очаг возгорания, откуда может разрастись пламя. Калифорнийская Кремниевая долина – это несколько сотен километров и десяток хороших университетов. Долина находится на том же расстоянии от Стэнфорда, как, скажем, Московский университет от Сколкова. Важна концентрация образовательных учреждений. На старте этой базой для Сколкова является Москва, где много университетов уровня Стэнфорда: Физтех, МАИ, Бауманский. Поэтому, могут или нет сотрудники стартапов пешком дойти до Сколкова, дело десятое. Нужны условия для старта, чтобы можно было легко открыть и развивать свой бизнес. Люди, которые работают в долине, должны беспокоиться о том, чтобы бизнесы были конкурентными, а не о том, как оборудовать офис или подключить интернет. В целом в стране важны простота и максимальная свобода для малого предпринимателя. Любые ограничения – «где открывать свой бизнес», «кого нанимать», кто может рассчитывать на инвестиции – уменьшают вероятность успеха. Еще один фактор – наличие инвестиционной экосистемы, большого количества инвесторов (начиная от ангелов и инкубаторов, инвесторов разных стадий, инвестбанков), которые способны финансировать инновационный бизнес, оценивать его и помогать ему.
– Один из ваших проектов – Runapark может участвовать в Сколкове. Как удалось туда попасть, чем бы вы еще могли помочь этому проекту, есть ли конкретные планы?
– Помимо Parallels мой личный интерес – это фонд посевных инвестиций Runa Capital Partners, который мы создаем параллельно с Almaz. Это инвестиции до $1,5 млн в стартапы из области разработки софта и интернет. Это, может быть, и не настолько большой бизнес – много денег не разместишь, но мне прикольно. И это то, что я умею делать и делал много раз. Будем помогать стартапам не только деньгами. Runa Capital мог бы заниматься этим проектом, ведь часть этого фонда – это Runapark, бизнес-инкубатор. Его цель – помочь конкурентоспособным технологическим компаниям быстрее коммерциализировать свои разработки.
– Общались ли вы с руководителями проекта «Сколково», например с Вексельбергом? Какое у вас сложилось о них впечатление? Насколько они вовлечены в этот проект, способны ли они его продвигать или этим должны все же заниматься люди, имеющие прямое отношение к венчурной индустрии, технологиям?
– У тех, кто этим занимается, уже есть понимание по направлениям: IT, телеком, биотехнологии (медицина) и энергосбережение. В области биотехнологий есть очень интересная компания Chemrar.
– Ваша компания занимается модным в сфере IT бизнесом – облачными вычислениями. Расскажите, почему вы решили заняться именно этим? Как из стартапа удалось вырастить компанию?
– Я не могу сказать, что это было запланировано каким-то образом. Я поучаствовал за свою жизнь примерно в 50 проектах в сфере IT, все стихийно. Я учился в Физтехе и на последних курсах занялся поставками компьютерных комплектующих из Азии и Америки в Россию. А после окончания вместе с партнером по всем моим проектам Ильей Зубаревым основал компанию Rolsen, которая занималась производством телевизоров сначала для компании LG, а потом под своим брендом и брендом «Рубин». Чтобы покупать компоненты для телевизоров и мониторов, мы открыли офис в Сингапуре и Сан-Франциско. Финансировать Rolsen помогал наш индийский партнер – Викаш Шах, живущий в Гонконге: он просто поставлял нам товар в кредит. И так получилось, что Илья стал больше заниматься российской частью бизнеса, а я – международной. Когда Rolsen понадобилась недорогая бухгалтерская система, мы начали заниматься франчайзинговой дистрибуцией бухгалтерского ПО американской компании Solomon Software: по сути, мы образовали подразделение этой компании, продавали их ПО в странах Юго-Восточной Азии. К инженерному бизнесу это не имело отношения. Все изменилось, когда в Сингапуре в середине 1990-х была запущена активная программа развития инноваций, чем-то похожая, наверное, на то, что сейчас хочет сделать российское правительство. С помощью Microsoft мы получили грант от правительства Сингапура на то, чтобы на их платформе – самой современной на тот момент – разрабатывать свой софт, и к середине 1997 г. появилось программное обеспечение Cassandra для финансового рынка. Грант был на $500 000, а реально мы получили $200 000. Но это не важно, потому что возможность получить деньги нас сильно подстегнула к тому, чтобы как-то шевелиться, планировать проект и проч. Посетивший тогда Сингапур Билл Гейтс удивился, что их необкатанные технологии уже используются, пожал нам руки, сказал, что у нашей программы замечательная архитектура. После чего мы набрались наглости и убедили Solomon Software переписать их ПО согласно технологиям Microsoft. Потом эту компанию поглотила Great Plants, и вслед за ней – сама Microsoft. Параллельно мы разрабатывали софт еще для двух американских компаний, но вскоре поняли, что программный аутсорсинг немасштабируем с точки зрения бизнеса, особенно если содержать русскоговорящих программистов в Сингапуре: тогда зарплаты там были больше, чем в России и тем более в Индии. В 1999 г. мы решили заниматься разработкой собственных продуктов (начали с решений для сервис-провайдеров – Application Service Providers), всю разработку перенесли в Россию, а продажи и маркетинг – в США.
– То есть изначально ваша компания сингапурская?
– Да, изначально компания сингапурская, но она основана выходцами из России – мной и Ильей Зубаревым. У нас на двоих больше 50% Parallels, а миноритарные доли есть и у других партнеров – в частности, основателей тех проектов, которые мы приобретали. Я сейчас больше занимаюсь Parallels, а Илья – нашим другим проектом – Acronis, системами резервного копирования и восстановления данных.
– Не было идеи сделать Parallels и Acronis российскими?
– Нет. Любая компания, занимающаяся технологиями, должна быть глобальной. Технологии – это такая область, где движение происходит только вперед. И если вы его производите в условиях локального рынка, то значит, вы получаете гораздо меньшее количество денег, чтобы финансировать дальнейший бег. Российский рынок ПО составляет 1-2% от мирового – это значит, что если вы работаете только здесь, то получаете только 1-2% возможных денег. Кроме того, софтверный продукт – это не только программа, но еще и маркетинг, партнерства, ценообразование, позиционирование и т. д. Нужно быть ближе к своему потребителю. В России есть инженеры, которые хорошо пишут и тестируют код, но это далеко не весь цикл инженерной разработки софта. Всего остального здесь нет. Мы конкурируем с компаниями мирового уровня, нанимающими высококлассных специалистов, которых в России не найти. Лидера в какой-то отдельно взятой IT-области в России тяжело создать – общий объем рынка слишком маленький. «Касперский» – хорошая компания, но она не мировой лидер. Лидер – Symantec, потом идет McAffee, потом – TrendMicro, еще другие какие-то компании. ЛК входит в топ-10, в топ-5 – нет. Почему? Просто потому, что Касперский начал производить гораздо позднее, чем Symantec, и вначале для локального рынка. У ЛК технология лучше. Но это не имеет такого большого значения. Быть лидером в области ПО, оставаясь только российской компанией, почти невозможно.
– А дело только в кадрах или в России есть другие экономические и политические проблемы, мешающие строить бизнес?
– Для того чтобы запустить механизм массового взращивания, нужно решить проблемы, которые я уже упомянул: обеспечить простоту ведения бизнеса, развить экосистему венчурного финансирования, систему поддержки образования. Все это вопросы уровня государства, многолетние, а то и многодесятилетние программы поддержки предпринимательства. Частный бизнес такого рода инвестиции себе позволить не может. Или, например, есть проблема, крайне важная именно для Parallels. Мы не можем нормально привозить высококлассных специалистов на работу из-за рубежа. Один из ключевых наших людей с более чем 20-летним опытом работы в мировых софтверных компаниях уже девять месяцев не может оформить себе рабочую визу. Нам удалось уговорить его работать в Москве в том числе потому, что его жена русская. Но это ненормально, если мы такого уровня людей заманиваем калачом, а потом они не могут на законных основаниях работать в России.
– По сути, в конце 1990-х Parallels была классическим технологическим стартапом. Как находили деньги на развитие, когда стало понятно, что бизнес пошел?
– Найти деньги было очень тяжело. Я зарабатывал в Solomon Software, потом занимал деньги под залог своей недвижимости, квартир родственников, брал кредиты. Частично я брал какие-то деньги из Rolsen, но это давалось тяжело – мой партнер тогда не верил, что разработка программного обеспечения может приносить деньги. Сейчас же софтверные проекты стоят в десятки раз дороже Rolsen – и по оборотам, и по прибыли. Когда уже деньги были не нужны, но нужно было добавить репутационной прозрачности, открытости, показать перспективность компаний, нам показалось, что эту задачу решит наличие фондов в составе акционеров. Раз кто-то уже рискнул, значит, вроде бы компании можно доверять. И в 2004 г. мы продали миноритарную долю Acronis фонду Insight Venture Partners. Этот же фонд вместе Bessemer Venture Partners и Intel Capital годом позже купил небольшую долю в Parallels за $12,5 млн.
– Почему вы привлекали финансирование от иностранных инвесторов? В России не было желающих? Важно ли в принципе для компании, работающей на международном рынке, откуда она привлекает деньги на развитие?
– Когда мы привлекали [финансирование], в России нам не предлагали нормальных условий. Те, кто предлагал, не могли добавить нам ничего, кроме денег. А нам нужны были «умные деньги». Мы пытались найти средства там, где это было проще для технологичной компании, где, как нам говорили, все эти институты работали уже много десятков лет и их было много. В Америке у нас было в сотни раз больше вариантов, чем здесь, в Азии – в десятки. Мои самые первые попытки получить финансирование предпринимались еще в 2001 г. И тогда, и сейчас сложно представить себе другую страну, где так активно развивалась бы индустрия разработки ПО, чем США. Но вообще, откуда приходит венчурный инвестор, конечно, значения не имеет. Во много раз важнее смотреть на историю фонда, с которым стартап собирается связать себя, на хорошие и, главное, плохие кейсы его портфолио.
– Как планируете развиваться дальше? Будет ли IPO или продажа стратегам?
– Мы, безусловно, как и любая другая компания с венчурным финансированием, рассматриваем вопрос продажи кому-то. И уже получали предложения. Но думаю, что Parallels все же останется независимой компанией и рано или поздно разместится на бирже. Это произойдет не раньше 2011 г. Как раз сейчас у нас идет большая реструктуризация в компании: мы объединили подразделения продаж, маркетинга, развития бизнеса, работающие по всему миру, на базе представительства в Сиэтле, сконцентрировали операционную штаб-квартиру в Швейцарии, разработку – в Москве. В качестве андеррайтеров выберем кого-то из двух ведущих на рынке технологического инвестирования банков – Goldman Sachs или Morgan Stanley, а разместимся, скорее всего, в США. Но ничего нельзя сказать точно, много всего нужно достраивать.
– Прибыльны ли сейчас компании?
– Acronis была прибыльной с самого начала: она работает на большом и развитом рынке управления системами хранения данных (storage management) объемом $10 млрд в год, на котором производит дешевый, доступный и простой в использовании продукт. Parallels стала прибыльной пару лет назад, она долгое время зарабатывала столько же, сколько и тратила (например, на покупку конкурентов). Рынок облачных вычислений, на котором работает Parallels, был новым, но зато очень перспективным с точки зрения роста. Сегодня Parallels растет на 30-40% в год. Сейчас объем продаж софтверных решений для сервис-провайдеров я оцениваю примерно в $1 млрд в год, а выручка таких компаний, как Parallels, – $100-200 млн. Хотя еще 10 лет назад он был ноль. Через 20 лет рынок облачных вычислений достигнет сотен миллиардов долларов в год.
– Какая страна приносит вам большую часть выручки?
– Обычный IT-рынок устроен так, что большая часть выручки приходится на Северную Америку, потом на Западную Европу, Японию и потом на остальной мир. Parallels Северная Америка обеспечивает чуть меньше 60% выручки, Европа – больше 30%, Россия пока приносит меньше 3%. На рынке решений для провайдеров облачных вычислений по ряду причин сложилась ситуация, когда немецкий рынок стал непропорционально большим: там потребляется около 20% всех cloud-сервисов, которые есть в интернете, при том что его нормальный размер – 12%.
– Кому вообще могут быть интересны облачные сервисы? Кто может быть поставщиком cloud-услуг? Планируете ли какие-то крупные контракты в России?
– В российских реалиях поставщиками таких услуг могут быть хостеры, телекомкомпании и дистрибуторы. Самый низкий порог входа – у телекоммуникационных и мобильных операторов связи: у них есть самое важное для быстрого запуска облачных услуг – дата-центры и клиентская база. Сейчас мы ведем переговоры практически со всеми крупными операторами, для которых предоставление информационных технологий как сервиса в аренду может стать относительно легким способом роста бизнеса. Мобильным операторам интересны услуги по организации коллективной работы (messaging/collaboration) для клиентов малого бизнеса, включая blackberry-сервисы, VoIP. В принципе, им интересны все возможные облачные услуги, но начиная с messaging/collaboration, потому что это следующий сервис, который нужно предоставлять клиенту, купившему мобильный телефон. Фиксированные операторы должны пойти дальше традиционного collocation и наконец предложить полноценные сервисы аренды инфраструктуры – всего, что нужно малому бизнесу для обеспечения его работы без IT-администратора. Некоторые операторы предлагают нам некие эксклюзивные схемы, благодаря которым они могли бы стать в одночасье единственным поставщиком IT как сервисов. Но нам интересно, напротив, оснастить гораздо большее число провайдеров платформами для предоставления облачных услуг, где каждый бы выбирал для себя нужный ему набор приложений. Многие операторы, в том числе и в России, будут использовать наше ПО автоматизации в течение следующих нескольких лет. Создание таких платформ самостоятельно требует не столько денег, сколько нескольких лет разработки.
– Кроме основного бизнеса вы занимаетесь инвестициями в фонде Almaz Capital. Какие у фонда преференции по инвестициям? Недавно фонд купил небольшую долю в «Яндексе» – зачем? Как вы оцениваете перспективы «Яндекса», нужно ли ему IPO?
– Специализация Almaz – разработчики софта и интернет-компании. Хотя вообще я считаю, что скоро эти две области сольются и будут представлены в виде облачных приложений. Что касается «Яндекса», мое мнение, что IPO было бы ему полезно, но его никогда нельзя точно предсказать и обещать. «Яндексу» нужны свободные средства, чтобы покупать компании, как это делает Google. Сейчас «Яндексу» сложнее делать M&A, чем если бы он был публичным. А без этого он может оказаться в ситуации, когда охват его продуктовой линейки станет недостаточным для конкурентной борьбы.
Comments are closed.
